Сергей Кремлев - Великий и оболганный Советский Союз [22 антимифа о Советской цивилизации]

Ознакомительная версия.

Что ж, подсчитаем!

Беломорканалстрой… Максимальное количество заключенных в октябре 1932 года — 125 000 человек, то есть общее число прошедших через Беломорканал составляет за три года примерно двести с лишним тысяч человек.

Канал Москва — Волга, Дмитровский лагерь Москваволгостроя… Максимальная численность на 1 января 1936 года 192 034 человек, то есть общее число прошедших через Дмитлаг составляет за четыре года примерно триста с лишним тысяч человек.

Волгодонстрой… Всего на Строительстве канала Волга — Дон работало 236 778 заключенных.

Итого — по данным «демократического» сборника документов — мы имеем примерно 800 тысяч человек, трудившихся на тех трех стройках, за которыми авторы сборника во введении к нему числят миллионы человек!

«Миллионы» — это как минимум два миллиона!

Так где же они?

Это ведь не досужая кухонная интеллигентская болтовня под гитарный дым и стопочку с огурцом! Это вроде бы серьезный сборник рассекреченных документов, очень важных для понимания и воссоздания эпохи! Здесь никакие литературные шалости типа гипербол и метафор не позволяются.

Но вот же…

Подобным образом — с использованием приемов художественной литературы — «демократические» «исследователи» и насчитывают «миллионы» расстрелянных, «многие миллионы» репрессированных, «десятки миллионов» умерших от «ужасов» Советской власти.

Солженицын общее число «жертв режима» выводил за шестьдесят миллионов! Еще один фальсификатор, ставший эмигрантом профессор Курганов, добрался до 110 миллионов «жертв Сталина». При этом ренегат использовал методику того трактирщика, который через десять лет клиенту, не расплатившемуся за два вареных яйца, предъявил огромный счет на том основании, что из этих-де двух яиц могли бы вылупиться петух и курочка, а они дали бы за десять лет трактирщику целую птицеферму…

Обычно наглую ложь высасывают из пальца, а вот антисталинскую ложь извлекают уже и из вареного яйца.

Н-да-а…

«Словарь русского языка» Ожегова определяет понятие «нравственность» как «духовные и душевные качества, необходимые человеку в обществе, а также выполнение этих правил». Соответственно, безнравственность — это нечто противоположное, нарушающее и игнорирующее правила нравственности, разрушающее общество.

Что сильнее — нравственность или безнравственность?

Если посмотреть на нынешнюю РФ, то ответ, казалось бы, очевиден. Впервые в истории мира на наших глазах крупный общественный организм переходит от высоконравственных принципов жизни к подчеркнуто безнравственным. Для десятков миллионов «дорогих россиян» деньги превращаются в настолько непреоборимый соблазн, что по сравнению с этим бледнеет самый бешеный цинизм любых других времен…

Разве что Париж в эпоху французской Директории может сравниться по безнравственности с тем, что наблюдаем мы сегодня в Москве, и не только в Москве, а по всей России…

Вот цитата:

…Почетно только богатство. Шапки долой перед золотом! Деньги, дворцы, особняки, земля, собственность — вот вечные ценности, заслуживающие поклонения…

Москва преображалась на глазах умолкнувшего народа. Политика? Ею больше никто не интересовался. Принципиальность, идейность подвергались осмеянию. Общественная добродетель! Незыблемые принципы! Великие идеи! Всю эту ветошь — на мусорную свалку!

Идейным ценностям отныне были противопоставлены земные, материальные. Смысл жизни не в служении истине — в наслаждениях!

Точно? Зло? Актуально?

Пожалуй, да…

Но о каком времени идет речь? Думаете — это сказано о России XXI века? А вот и нет! В цитате заменено одно слово — вместо «Москва» надо ставить «Париж», потому что так охарактеризовал атмосферу Парижа 1794 года советский историк Альберт Манфред в своей монографии «Наполеон Бонапарт» (цитирую по четвертому изданию, М.: «Мысль», 1987 г., стр. 82 и 85).

Итак, как и в гнусную пору власти баррасов и прочих убийц революции, в России не просто торжествует, а безраздельно господствует безнравственность на всех социальных этажах, и чем выше, тем гнуснее…

И все же безнравственность всемогуща лишь на первый взгляд. Если бы порок был действительно сильнее идейности, то с какого-то момента он стал бы и вовсе всесильным, и давно победила бы безнравственность — раз и навсегда! Ан, нет! Нравственность, как и Добро, даже в подчеркнуто безнравственном обществе, как вот в нынешней «России», все же не погибают, а живут. А это значит, что Добро в принципе способно победить Зло, но возможность переходит в реальность только в условиях социализма.

Капитализм нравственным быть не может, потому что мораль капитализма — жадность. А жадность безнравственна, и против такого утверждения нечего возразить самому бесстыжему апологету капитализма.

Мораль же социализма — солидарность и сотрудничество, а сотрудничество всегда нравственно, и против этого тоже нечего возразить даже самому бесстыжему апологету капитализма.

На эту тему много размышлял великий советский педагог и моралист Антон Семенович Макаренко. В СССР, и особенно в СССР Сталина, имя Макаренко было заслуженно знаменито. Из беспризорников он в своих трудовых коммунах-колониях воспитывал изумительных по душевной чистоте членов социалистического общества, и описал это в книгах «Педагогическая поэма» и «Флаги на башнях». Были сняты по его книгам и два отличных советских фильма…

Макаренко принадлежит мысль, которую надо бы признать идеальной и всеобъемлющей формулой цели подлинно нравственного воспитания личности. Макаренко учил, что ребенка надо воспитывать так, чтобы он поступал нравственно не только тогда, когда он знает, что за ним следят и могут увидеть его проступок, но и тогда, когда он остается наедине с самим собой и знает, что его никто не видит.

Есть у Макаренко «Книга для родителей», над которой он начал работать летом 1936 года в Киеве, а закончил в Москве в 1937 году. В том же году книга была опубликована вначале в журнале «Красная новь», а затем — отдельным изданием в Государственном издательстве художественной литературы. До смерти великого гуманиста оставалось чуть более полутора лет — Макаренко скончался 1 апреля 1939 года в вагоне электрички, когда ему едва-едва исполнился пятьдесят один год.

Антон Семенович Макаренко был выдающимся практическим гуманистом, и в этом качестве он всегда был настоящим коммунистом, однако заявление о приеме его в члены ВКП(б) он подал лишь за два месяца до смерти, в феврале 1939 года, уже будучи знаменитым писателем, удостоенным в январе 1939 года ордена Трудового Красного Знамени именно за писательский труд.

Не исключаю, что для многих окажется неожиданным тот факт, что практически всю свою сознательную жизнь Макаренко формально провел вне партии. Но это — факт, лишний раз доказывающий, насколько Партия Советского Добра была в СССР Сталина многочисленнее ВКП(б) как таковой!

«Книга для родителей» Макаренко начинается так:

Может быть, книга эта — дерзость?

Воспитывая детей, нынешние родители воспитывают будущую историю нашей страны, и, значит, историю мира. Могу ли я на свои плечи поднять величественную тяжесть такой необъятной темы?..

К счастью, такая дерзость от меня не требуется. Наша революция имеет свои великие книги, но еще больше у нее великих дел. Книги и дела революции — это уже созданная педагогика нового человека…

Антон Семенович всегда был скромен, хотя низко себя не ценил. Он не был склонен в жизни и к патетике. Но в литературе это был трогательный советский романтик и трезвый реалист одновременно. Он умел находить точные, мудрые и волнующие слова для оценки происходящего, и в «Книге для родителей», последней большой его работе, это проявилось очень ярко.

Макаренко подводил своего рода итог воспитательной работе двух советских десятилетий и делал это со свойственными ему аналитичностью в соединении с поэтичностью. Он писал:

Наша молодежь — это ни с чем не сравнимое мировое явление, величия и значительности которого мы, пожалуй, и постигнуть не способны. Кто ее родил, кто научил, воспитал, поставил к делу революции? Откуда взялись эти десятки миллионов мастеров, инженеров, летчиков, комбайнеров, ученых? Неужели это мы, старики, создали эту молодежь? Но когда же? Почему мы этого не заметили? Не мы ли сами ругали наши школы и вузы, походя ругали, скучно, привычно; не мы ли считали наши наркомпросы (Наркомпрос — народный комиссариат просвещения. — С.К.) достойными только ворчанья?..

Тут надо пояснить, что Макаренко пришлось много бороться за свои принципы коллективистского воспитания, развивающего личность, и побороться против так называемой педологии — течения в образовании, возникшего в США в конце XIX века. В педологии много внимания уделялось разного рода обследованиям детей в виде тестов — картина, знакомая по ЕГЭ и нынешним «дорогим россиянам», как называл их незабвенный Борис Ельцин.

Ознакомительная версия.